Добрый великан

Жан-Марк Брокар — коренной бургундец из крестьянской семьи, винодел в первом поколении, невероятным образом сумевший построить винную империю в Шабли, которая оставила позади многие старинные негоциантские дома. Адепт утонченного минерального вина, он год за годом оттачивал его качество, попутно скупая у нерадивых соседей всё новые и новые участки. Став крупнейшим шаблийским бизнесменом, он ничуть не изменил себе. 33 сотрудника его домена нередко наблюдают, как Жан-Марк, подобно графу Толстому, шагает, засучив рукава, за плугом по своему коронному винограднику Sainte-Claire. Плуг тащит здоровенный, под стать хозяину тяжеловоз-першерон. Крестьянин в душе, Жан-Марк порой делает уходящим на пенсию сотрудникам подарки в виде трети, а то и половины гектара виноградника, закатывая с ними шумные пирушки под занавес сезона и в его начале. Он искренне считает шабли вином наступившего тысячелетия, одним из самых успешных и востребованных в мире.

Сент-Клэр

Резиденция Брокаров и их внушительных размеров винодельня находятся в Преи, в 7 км от Шабли. Церковь Святой Клэр, памятник архитектуры XIII века, дала имя хозяйству со старинными монастырскими корнями и окружающий ее виноградник (86 га на киммерийском известняке). Для Жан-Марка это главный виноградник его жизни. Именно здесь он высадил свои первые лозы 30 лет назад, постепенно расширяя участок за счет виноградников соседей и новых посадок. Отсюда, кроме базового шабли, происходит редкое Vieiiles Vignes с 60–70 летних лоз, высаженных предшественником Брокара Луи Пети.

— Когда я попал в Шабли, то понял, что никуда отсюда не тронусь. Дело не в семейной истории: магия этого места зачаровывает. Я вырос в затерянной в лесах деревушке, и крупные регионы, где виноградники простираются до горизонта, мне не понять. Я не люблю юг. Мне куда ближе эта мозаика маленьких терруаров, разбросанных от холма к холму, туманы и снег зимой. Влюбившись в это место, я стал рассказывать о нём людям. Самым доступным языком, через вино

— В Шабли температура всегда на 2-3 градуса ниже, чем в Бургундии. Немало и осадков: мы ближе к океану. Однако здесь спасением выступают наши почвы. В Кот д'Оре виноградарь после дождя вынужден выжидать два часа как минимум, иначе он не сможет ходить по рядам из-за липкой глины. У нас я иду на виноградник уже через полчаса после любого ливня, такой хороший дренаж даёт известняк.

— Мы начали с участка в 0,3, потом в 12 га, а затем выросли просто невероятно, хотя никогда не планировали делать домен самым крупным в Шабли. Он рос словно сам по себе, вместе с моими детьми, с интересом к нашему вину в разных частях света. Чем больше в мире употребляют морепродуктов, чем чаще люди отдыхают на море, тем больше они будут пить шабли: это такой же очевидный факт, как и то, что шардоне — один из лучших белых сортов мира. Можно назвать шабли выгодной долгосрочной инвестицией, но я далёк от таких размышлений. Я просто вложился в землю, которая за 40 лет стала для меня родной.

— Шабли, как и вся Бургундия, — северный винодельческий регион. Здесь огромно влияние миллезима, существенны нюансы почвенных различий. На юге в факторах терруара доминирует солнечная активность. Она очень высока, она выравнивает миллезимы, даёт высокую зрелость, накапливает сахара и полифенолы: но и для белых вин, согласитесь, это не очень полезно. То ли дело солнце у нас: при обычной прохладе солнечная осень — невероятная благодать для виноградников. Я заметил, что когда после холодного лета наступает солнечный сентябрь, урожаи бывают великими. Вот и в этом году мы рассчитываем собирать шардоне не раньше середины октября, а это очень хорошо.

— Пти Шабли чаще всего делается с участков, где мало киммерийского известняка. Это малая часть виноградника Шабли, но в последнее время мы замечаем, что Пти Шабли с вершин холмов, с бедных почв порой лучше стандартного Chablis AOC. Это, конечно, исключение. Но границу между этими двумя аппелласьонами лично мне провести трудно. Мы, живя здесь, знаем, какой участок какое качество даёт. Всё сложнее аппелласьонного деления, как это порой бывает. Есть участки где киммерийский ярус скрыт под тонким слоем портландского. Где они смешаны по причине эрозии почв и так далее. Тогда большую роль играет экспозиция, но опять же это всё теория. Ведь у нас есть гран и премье крю, которые обращены и на восток, и на запад, и на юг, и даже на северо-запад! Все эти нюансы подчёркивают терруарность шабли.

— Проект наших геологических вин — это попытка дать слово природе, дать ей выйти на первый план в вине и подчеркнуть особенности терруаров. Мы ведь в регионе, где очень показательно геологическое разнообразие наших слоёв известняка, они так и просились на этикетку. Так родились портландское, киммерийское, юрское шардоне. Один и тот же сорт, одинаковая винификация. Вина безумно интересные для молодёжи. Если хотите, это мой вклад в винное образование. Это учебник для сомелье в бутылках!

— Говоря о Шабли, порой забывают, что у нас тоже есть Левый и Правый берега, как в Бордо. Это берега реки Серен, которая течёт на северо-запад и впадает в Йону. На левом берегу экспозиция очень сильно меняется от участка к участку, рельеф сложный, много киммерийского известняка на вершинах холмов. На правом берегу премье крю соседствуют с гран крю, там в почвах содержится много глины, порой её больше известняка. Да и экспозиция однородная, все виноградники смотрят на восток, на юго-восток. Здесь вина мощнее и насыщеннее, хотя на оба берега найдутся свои любители.

— Шабли — универсальное вино для северных стран, вовсе не случайно оно так популярно в России. Скандинавия тоже невероятно растущий рынок для нас, там шабли просто воспевают как ожившее в бутылке море, я читал такие отзывы. Вино вообще очень поэтическое, я думаю, вы заметили, ведь и ваш Пушкин рекомендовал его к рыбному супу («Влей в уху стакан шабли» — прим. ред.) Действительно, что ещё пить в таких рыбных местах, как Стокгольм, как Петербург! А юмор-то весь в том, что Шабли — это самый центр Франции, самое удалённое от всех морей место.

— Парк юрского периода — вот что такое наше Шабли. Все эти раковины, окаменелые моллюски, следы древнего моря — мы не для красивых фотографий их достаём. Они просто буквально повсюду. Не бывает ни одного запахивания виноградника, которое не откроет несколько таких раковин. Вот какой парадокс, моллюски оживают в наших винах, а люди пьют их под современных моллюсков. Круг замыкается, и мы — самые морские виноделы Франции!

— Биодинамику принёс в наше хозяйство мой сын Жюльен. Сам он признаётся, что сказались биодинамические опыты некоторых бургундцев, в частности, Domaine Lafon, Лефлевов. Я не могу объяснить досконально влияние этой практики на наше вино, но вино действительно словно оживает. Когда биодинамисты говорят о воскрешении, оживлении терруаров — это не пустые слова. Винодел чувствует себя в гармонии с лозой, со всей природой. Он становится одухотворённее, он превращается в настоящего творца. А на этом подъёме он и к винам относится более творчески. Я это испытал на себе.

— К биодинамике виноделов приводит не просто общепринятая любовь к экологии. Это поиск чего-то истинного, живого. Природного. Поиск идентичности терруара и самого себя. Я до Жюльена этого не понимал, хотя никогда не злоупотреблял химией, практикуя опрыскивания по необходимости, да порой гербициды применял, трактором распахивал междурядья — как все. А Жюльен меня убедил, что и лошадь может быть не хуже трактора, да и технологии виноградарства ушли далеко вперёд. Я скажу невероятную вещь, но биодинамика — это никакой не возврат к корням, это движение вперёд. Это очень современно. У сына образование научное, он инженер — и вот этот парень яростно стал защищать первичность природы перед техникой.